Погоня [= Чейз ] - Дин Кунц

— Убирайтесь.

— Спокойно, сынок, — произнес Уоллес.

— Убирайтесь немедленно! Уоллес оглядел комнату и остановил взгляд на бутылке виски:

— Таппингер сказал, что у вас дома нет никакой еды, зато в буфете стоят пять бутылок виски. — Он не смотрел на Чейза, похоже, смущенный и оттого, что Таппингер явно шнырял по комнате, и от собственного неумения сочувствовать другому человеку. — Вы выглядите фунтов на тридцать худее нормы, сынок.

— Убирайтесь, — упрямо повторил Чейз. Ему не хотелось кричать, привлекая внимание миссис Филдинг, но он не представлял, как еще заставить Уоллеса слушать его.

Уоллес тем временем переминался у дверей в поисках способа более достойно обставить свой уход; казалось, он вот-вот начнет жаловаться Чейзу, что, мол, в полицейском управлении позарез не хватает толковых людей. Однако он избежал этого штампа и сказал:

— Что бы ни случилось с вами там, во Вьетнаме, вы не должны заглушать память об этом с помощью виски. Не пейте столько. — И прежде чем Чейз, разъяренный этим доморощенным психоанализом, снова велел ему убираться, Уоллес вышел; Таппингер последовал за ним.

Чейз захлопнул за ними дверь, подошел к буфету и налил себе виски. Он снова был один. Но он к этому привык.

Во вторник, в семь тридцать вечера, счастливо избежав встречи с миссис Филдинг, Чейз вышел из дому, сел в “мустанг” и поехал по направлению к Канакауэй-Ридж-роуд, вроде бы куда глаза глядят, но в глубине души точно знал, куда он направляется. По Эшсайду и примыкающим к нему районам он ехал на дозволенной скорости, но на горной дороге выжал акселератор до предела, закладывая на поворотах крутые виражи; белые столбики ограждения мелькали мимо так быстро и так близко к машине с правой стороны, что сливались в сплошную белую стену, а провода, натянутые между ними, казались черными линиями, нанесенными на призрачных досках.

На вершине горного шоссе он припарковался на том самом месте, где стоял в понедельник вечером, выключил двигатель и откинулся на спинку сиденья, прислушиваясь к слабому шуму ветра. Он сразу понял: напрасно остановился, не нужно было этого делать. Быстрая езда прогоняла мучительные раздумья о том, как быть дальше, дарила забвение. Теперь же он чувствовал растерянность и отчаяние.

Чейз открыл дверцу и вышел из машины, понятия не имея, что собирается здесь выяснять. До наступления темноты оставался час — вполне достаточно времени, чтобы как следует обыскать место, где стоял “шевроле”. И пусть полицейские уже не раз прочесали все вокруг, и притом, куда тщательнее, чем в состоянии сделать Чейз. По крайней мере, выйдя из машины, он мог ходить, двигаться, а значит, избавиться от тягостных мыслей.

Пройдясь вдоль аллеи, Чейз двинулся к кустам, возле которых в тот вечер разыгралась кровавая трагедия. Земля была утоптана, усыпана окурками, обертками от конфет и скомканными листками из репортерского блокнота. Он ногами разбрасывал мусор, осматривая смятую траву, — и чувствовал себя последним дураком, пытаясь найти улики среди этой свалки. С таким же успехом можно было попытаться подсчитать зевак, которые стекались на место убийства, — да нет, результаты, пожалуй, были бы даже более весомыми.

Потом он подошел к ограде у обрыва и перевесился через нее, глядя на камни, заросли терновника и деревья внизу. Приподняв голову, он увидел весь город, лежащий в долине, над которым возвышался позеленевший от времени медный купол муниципалитета.

Чейз все еще смотрел на этот изъеденный коррозией металлический купол, когда услышал характерный воющий звук и почувствовал, что перила под его рукой содрогнулись. Оглядевшись по сторонам и никого не увидев, он уже готов был забыть об этом, но тут звук и вибрация перил повторились. На этот раз, наклонившись над пропастью, он обнаружил причину: пулю, которая ударилась о железную трубу и отскочила рикошетом.

С молниеносной быстротой, приобретенной в боях, он развернулся и отскочил прочь от ограды, от обрыва. Падая на землю, успел оглядеть окрестности и счел самым безопасным убежищем ближайшую декоративную живую изгородь. Чейз перекатился к ней и напоролся на шипы, расцарапав щеку и лоб. Затаившись, он лежал не двигаясь и ждал.

Прошла минута, другая — ни звука, кроме шороха ветра.

Чейз пополз на животе, направляясь теперь к дальнему концу живой изгороди, которая тянулась параллельно шоссе. Благополучно добравшись туда, он осторожно выбрался на открытое место, пристально всматриваясь в участок около шоссе в поисках хотя бы признаков человека, который стрелял в него. Парк казался безлюдным.

Он начал было подниматься, но вдруг стремительно бросился на землю, движимый скорее инстинктом, чем хитростью. Там, где он только что был, траву скосила пуля, взметнув комья земли. Охотившийся на него человек стрелял из пистолета с глушителем.

Чейз некоторое время раздумывал, насколько реально штатскому человеку обзавестись глушителем. Даже во Вьетнаме, где офицеры собирали трофейное оружие для продажи на черном рынке и посылали его домой на собственной адрес, чтобы продать после войны, глушители встречались достаточно редко. Большинство же солдат, носивших ручное оружие, предпочитало револьверы — у них выше точность боя и гораздо реже случаются осечки. Револьверные выстрелы невозможно было заглушить, да во Вьетнаме шум стрельбы никого и не беспокоил. Пистолет с глушителем у штатского ассоциировался у Чейза с какой-то противозаконной деятельностью, его не купишь в оружейном магазине.

Он ни на минуту не задумывался, кто стрелял в него: он это знал с самого начала. Судья, кто же еще.

Повернувшись, он пополз обратно вдоль извивающейся изгороди, к ее середине. Там быстро расстегнул рубашку, снял ее, разорвал на две половины и обмотал тканью руки.. Лежа на животе, он осторожно раздвинул колючие ветки и взглянул в образовавшийся просвет.

Судью он увидел почти сразу. Человек скрючился около переднего бампера машины Чейза, опустившись на одно колено; пистолет он держал в вытянутой руке, ожидая, пока появится его жертва. До него было около двухсот футов, и в сумерках Чейз не мог как следует разглядеть его — просто темный силуэт со светлым пятном вместо лица.

Чейз отпустил ветки и сорвал ткань с рук. Кое-где он уколол-таки кончики пальцев, но в общем и целом не пострадал от шипов.

Справа, футах в четырех от него, в кустарник ударилась пуля, поломала ветки и, зашипев, скользнула по бетонному тротуару возле ограды. Вторая пуля пролетела на уровне головы Чейза, не более чем в двух футах от него, а потом еще одна — но уже совсем далеко. Судье явно не хватало выдержки профессионального убийцы, и, устав от ожидания, взбешенный, он принялся палить куда попало в надежде случайно угодить в цель.

Чейз улыбнулся и стал медленно отползать назад к правому краю изгороди.

Добравшись до него, он осторожно выглянул. Судья, облокотившись на машину и склонив голову, пытался перезарядить пистолет. И хотя ничего сложного в его задаче не было, он, нервничая, никак не мог справиться с магазином.